Александр Пасечник

- Уже восьмой год вы занимаете должность советника главы Коми. Какие советы вам приходилось давать Вячеславу Гайзеру?

- Это не «свадебная» должность. Моя сфера ответственности – ветеранская и патриотическая деятельность: ДОСААФ, ветеранские организации, поисковики, казаки, патриотические клубы, военная служба, взаимоотношения с призывниками и так далее. У нас так сложилось, что к Вячеславу Михайловичу или к Чернову (первый заместитель главы РК – ред.) я обращаюсь только тогда, когда не могу решить эти вопросы. Например, были проблемы с некоторыми призывниками – помните, у нас в Питере избили парня? Отказывалась армия признать, что по их вине это произошло, вмешался глава и разрулил эту ситуацию. Парень сейчас, слава Богу, поступил в Ухтинский университет, учится, восстановился и все нормально.

В остальном мне предоставлена свобода деятельности, я сам принимаю решения и потом с этим иду к главе. Не всегда он с этим соглашается, иногда соглашается – это обычный процесс. Вот это помещение, пожалуйста, -целый этаж в центре культурных инициатив «Югор» отдан ветеранским организациям. Это тоже была наша просьба пойти навстречу.

- Вернемся к вашему общественному долгу. При главе создан координационный совет по делам ветеранов. Нет противоречия в ваших организациях, вы не мешаете друг другу?

- Ответственным секретарем этой организации являюсь я, так что противоречий нет. Сейчас во многих регионах его копируют: это превосходный инструмент, который позволяет решать ветеранские проблемы быстрее и надежнее. Чего греха таить – пока до главы дойдет информация, она ж проходит определенное сито. А тут руководитель организации может напрямую ему рассказать о каких-то своих проблемах и предложениях. Он имеет возможность общаться с главой напрямую и тут же получать решения. Не всегда, конечно, глава принимает его, как только озвучили проблему, но сразу дает поручение, чтобы разобраться. После заседания Координационного совета подписывается протокол поручений главой республики, и он обязателен для исполнения чиновниками.

- Я не припомню, что прежде был такой тесный контакт с нашими ребятами в Североморске и других воинских частях, как происходит при Гайзере. Это ваше предложение установить такую связь?

- Предложение-то наше, а решение главы. Нас это очень обрадовало, даже вдохновило. Мы считаем, что крайне важно поддерживать ребят, особенно в тот период, когда были проблемы в армии. Раньше, когда проходил призыв, до 200 обращений было лично ко мне, то теперь не более десятка. И это косвенные признаки того, что армия, действительно, сильно поменялась в лучшую сторону.

- Теперь там действительно нет «дедовщины»?

- Я не могу однозначно сказать, что нет везде, но то, что масштабы ее резко сократились, – это точно. Надо не меня спрашивать, а ребят, которые служат. Скоро они начнут возвращаться, и мы с военкоматом уже запланировали встречу, поговорить о том, как все проходило. Бывают проблемы, в том числе личностные. Но это коллектив, причем мужской коллектив. Посмотрите, что, в школе парни между собой не выясняют отношений? Или в институте? Это везде есть. Но в армии для этого гораздо меньше возможностей. Командиры несут большую ответственность за то, что происходит в коллективе. Гораздо больше с них спрашивают теперь – и результат есть.

- Бытует мнение, что, в связи с сокращением срока службы, более тепличными условиями армия становится инфантильной?

- Мне, как человеку, который прошел советскую армию, кажется, что мы из крайности в крайность бросаемся. Маятник качнулся в другую сторону. Года недостаточно, на мой взгляд, для того, чтобы из вчерашнего мальчишки сделать нормального солдата. И поэтому, наверное, все больше и больше появляется у нас контрактников. Вот, например, ВДВ – войска серьезные, быстрого реагирования. В прошлом году у нас 150 человек призывали, в этом году сорок – по причине того, что они заполняют вакансии контрактниками. Нельзя за один год из мальчишки сделать солдата, который сможет нас защитить, в котором мы можем быть уверенными. Поэтому я бы назвал сегодняшнюю армию «Курс молодого бойца. Хотя я могу сравнивать, как нас обучали и как теперь – интенсивно. Также нас обучали перед Афганистаном полгода. Практически за полгода нам дали все, что мы должны были за два взять: остальное уже на своем опыте получали.

Сейчас ребята не отвлекаются на хозяйственные работы, на какие-то другие профильные вещи, они занимаются боевой подготовкой, и этот маленький срок заставил армию поискать другие пути подготовки, они получили такие возможности. Даже возьмите нашу часть: у них современные хорошие тренажеры. Они позволяют, не рискуя техникой, когда солдат за нее садится, обучить его на хороших тренажерах-стимуляторах. О таком мы не могли мечтать.

- То есть теперь солдаты не чистят картошку мешками и не моют казармы?

- Нет, конечно. Сейчас в министерстве обороны вообще этим не занимаются. И снег на улице, и копать – сейчас это за них делают гражданские организации по договору. Тоже с этим немного переборщили, я считаю. Вот, например, учения начались, а повара гражданские не готовы выехать в поля. Они, грубо говоря, не подписывались на это. Поэтому сейчас будут, наверное, какие-то правки в этом плане.

- То есть трудовое воспитание оставляет желать лучшего: в школе дети не дежурят, в армии не трудятся…

– Они трудятся, поверьте. Со школой согласен полностью: глупая затея, дети должны приучаться к труду, это надо менять. Что касается армии, они загружены, у них нет ни минуты свободного времени – в нормальных частях, где серьезно занимаются подготовкой.

- То есть солдат, наконец, стал личностью, в отличие от времен, когда мамы боялись «отпускать» сыновей в армию, потому что они становились потенциальным «пушечным мясом».

- Личность, конечно! И солдаты другие стали, кстати. Они по-другому себя позиционируют и по-другому себя ощущают. Вообще армия чрезвычайно полезна для любого мужчины, даже если бы не было необходимости защищать страну, ее надо было придумать, чтобы парень взрослел. Разительный контраст, когда ты приходишь на присягу, смотришь на встревоженных испуганных пацанов – и через полгода посмотрит на них – мужчины! А какие бы были через два года? – опора была бы!

- За спиной у вас Афганистан. Что такое афганское братство? Что оно вам дает, кому помогает?

– Мы привыкли, наверное, в Афганистане к потребности или необходимости плеча того человека, кто тебя поддержит, прикроет. На войне без этого нельзя. И с этим ощущением, с этой потребностью мы вернулись в мирную жизнь. И это позволило, да и не только это, создать организацию, которая вот уже тридцать лет существует и развивается. Это по всей стране так. Причина там, на войне. Боевые браться – они даже ближе родных.

- А «чеченское братство» существует? Почему ребята, прошедшие через кампанию в Чечне, не спаяны так, как «афганцы»?

- Это было другое. Вы помните, когда была первая война, в 1996 году, все, кому не лень, их обливали грязью. Пресса наша ополчилась, либералы наши. И они пришли другими. Если мы пришли сплоченные, уверенные в себе, мы были победителями, и мы так себя вели, то они пришли замкнутыми, их было сложно вызвать на разговор. Мы пытались привлечь их к себе, понимая, что им нужен коллектив, потому что травмы психологические, которые наносит война, они быстро не проходят. И общение в своем коллективе, друзья, которые понимают тебя, говорят с тобой на одном языке, помогают в этом. Но это было сложно, гораздо сложнее, чем с афганцами.

Но и среди афганцев не все состоялись и не все удержались. На западе есть такое понятие, как «посттравматический синдром», который у нас даже не рассматривали. Если там были целые программы реабилитации разработаны, то у нас ничего не было. И мы какую-то часть людей не смогли вернуть к нормальной жизни. Поэтому и тюрьмы, и большое количество ребят ушло из жизни. Если бы тогда сумели восстановить психологическое состояние, меньше было бы такого.

- О казачьем движении в Коми многие говорят, что это декорация, а самих казаков называют «ряжеными». Как, мол, наша тайга и тундра могут заменить донские просторы?

- Часто приходится такое слышать. Казачество очень неоднозначно воспринимается, и во многом это связано с тем, что в советское время крайне негативные были высказывания о казачестве. Хочу напомнить, что священники-казаки – это та категория, которая полностью была уничтожена советской властью. Я сам не могу понять, откуда такая жестокость. Даже после второй мировой войны Советский Союз настоял на том, чтобы ему передали казачьи корпуса, которые воевали против Гитлера на стороне союзников, и они были полностью уничтожены. Это мало кому известно. Эта ненависть к казачеству у советской власти была на каком-то генном уровне. Может быть, потому, что казаки – верующие люби. Казаки и вера – это неразделимые вещи, и казаки всегда были сторонниками монархии. Может быть, поэтому: власть понимала, что перевоспитать их невозможно, это в генах – и просто уничтожала их.

Что касается нашей республики. Мало кто знает, Ермак перед тем, как шел в Сибирь, останавливался в Усть-Цильме и многих отсюда брал с собой проводниками. И фамилия Зырянов считается в Сибири чисто казачьей.

Второе. Святой наш Стефан Пермский. Мне показывали казаки копию письма-грамоты, которое он писал князю с просьбой прислать сюда сотню стрельцов и сотню казаков. Ну, и конечно, в советский период сюда было очень много казаков сослано.Так что казаки здесь коренные, это часть республики. Везде есть казаки. Не так много, к сожалению. Мы сейчас проходим период вхождения в реестр, и по окончанию этого периода будет точно знать, сколько у нас казаков. По разным оценкам, от двух до пяти тысяч. Я родился здесь, и для меня Север, тайга – лучшее, что может быть. Я побывал во всех климатических зонах, кроме полюсов, но лучше тайги для меня нет. Хотя кто-то уезжает на юг – туда, к своим корням.

- Казачество – это преемственность. Где в Коми можно привить вашей смене казачий дух?

- У нас две кадетских школы – в Сосногорске и Усть-Цильме. Это казачьи школы. Преподаватели там все в форме, хутор создан, и на традициях казачества с многовековой историей они воспитывают настоящих воинов и защитников. Думаю, на тех детей, которые выходят из кадетских школ, на них можно опереться, и страна может быть в них уверена.

С кадетскими классами сложнее. Мы тоже пытаемся с ними работать, потому что не везде можно создать кадетскую школу, ну, а кадетский корпус – это вообще мечта. По всей республике есть кадетские классы, но нет юридической возможности закрепить это, потому что новый закон об образовании исключает такое понятие как кадетский класс. Кадетский корпус – это что-то вроде суворовского училища, другой уровень и другой результат. Мы пытались открыть его несколько раз: у нас была договоренность с Сосногорском, Ухта готова была предоставить помещение, потом Сыктывкар. Но это процесс вялотекущий такой, четкого желания и понимания, что это надо, пока нет. Пока зреет. Там воспитывают патриотов. Такие люди нам нужны. Не надо все оценивать с точки зрения стоимости. Надо смотреть на результаты.

- Россия давно ходит вокруг да около национальной идеи и никак не может ее сформулировать. Что является национальной идеей для вас?

- Я живу по принципу «Делай, что должно, и будь, что будет». Православие – это один из необходимых частей воссоздания нормальной страны. Для того, чтобы страна стала великой, православие – важная часть, но не единственная. Мне кажется, основным посылом должно стать задача сбережения народонаселения, а отсюда будет все идти – и уровень жизни, и нравственность, и воспитание, и сохранение традиционных религий. Одним словом национальную идею не выскажешь. Вот в Америке люди хорошо живут, я там был, но я не хочу жить так, как живут американцы. У них бога нет, кроме доллара. Не дай Бог такой судьбы для нас, и поэтому одним словом не скажешь.

Я полностью поддерживаю послание президента, жалко, что чуть поздновато к этому пришли. Для нас, например, совершенно понятно было, что такое западная модель цивилизации, что они от нас ожидают, в каком виде они нас представляют. Но, по всей видимости, у кого-то в правительстве была другая точка зрения. Хорошо, что случились санкции, потому что это заставило нас мобилизоваться, сосредоточиться, и мы решим эти все проблемы.

- «Афганцы» собирали гуманитарную помощь для востока Украины. Насколько, по-вашему, опасен конфликт, который вскрыл такую ненависть к России нашего братского народа?

- Это было давно и это показатель того, как может пропаганда за 20 лет полностью снести крышу целому народу. Я каждый год там бывал и видел все эти изменения. Во Львове еще 10 лет назад я видел в книжном магазине украинскую народную сказку «Колобок». И так со всем все остальным: шла подмена понятий, подмена ценностей, подмена истории. Но мне удивительно, куда смотрели наши послы и куда до сих пор смотрят. Почему допустили все это, почему пропустили? Для нас это должно быть серьезным уроком.

Этот украинский пример должен всем показать, что дальше некуда – патриотизмом надо заниматься серьезно. Те программы, которые есть на государственном уровне, – этого абсолютно недостаточно. Это так, набор бюрократических мероприятий. Это должна быть серьезная вдумчивая программа по воспитанию детей, начиная с детсада и до пожилого возраста в духе любви к родине.

За 20 лет там не воспитывали особо в духе любви к Украине, там воспитывали в духе ненависти к России. В этом и есть отличие патриотизма от фашизма. Нам не надо воспитывать ненависти к другим, давайте воспитаем любовь к своим, чтобы люди относились, как к матери, к своей стране, и тогда все у нас будет нормально.

- Чем для нас опасен украинский конфликт?

- Если этот режим там утвердится, хотя я надеюсь, что этого не произойдет – люди опомнятся, тогда мы получим серьезные проблемы со всех сторон. Еще, если не ошибаюсь, Бжезинский, один из наших «заклятых друзей», говорил, что главная задача – разорвать Украину с Россией. Так вот, они на пороге решения этой задачи, если мы не будем активно работать в этом направлении.

Прямых угроз России это не принесет, кроме постоянной войны на востоке Украины и угроз в сторону Крыма.

- А какие ваши прогнозы по войне на востоке?

- Судя по развитию событий, это будет какая-то автономия. Мне бы, конечно, хотелось, чтобы ДНР и ЛНР вошли в состав России. Но мне кажется, момент упущен: надо было сразу эти вопросы решать, вслед за Крымом, потому что люди хотят этого, и это естественно: это одна страна, большая Россия.

Кстати, в программе партия «Родина» значится, что мы не против собирания земель России, и будем всегда это поддерживать. Это отвечает и моим внутренним убеждениям.

- Что касается западной истерии вокруг России. Это новый виток холодной войны или сейчас там все успокоятся, перебесятся и всё вернется на круги своя?

- Я полностью согласен с Путиным, когда он говорит, что не было бы Украины, придумали бы что-нибудь другое. Все эти события позволили многим снять розовые очки и понять, что на мировой арене – хищники. Вот эти все либеральные ценности, эта демократия, лозунги – для народа, для того, чтобы управлять другими. Сами они придерживаются других принципов. Ну, посмотрите, как себя ведет Америка: они уже в открытую заявляют, что они избранная нация. Мы помним – 70 лет будем отмечать Победе в мае, - чем закончились для мира такие же потуги на избранность немцев. Откровенно говоря, учитывая уровень милитаризации во всем мире и поведение Америки, мы в очень непростой ситуации находимся. Но и назад нам нельзя сдавать никак ни в коем случае. У нас два пути: или мы остаемся свободным суверенным государством, или превращаемся в подобие того, что сейчас наблюдается в Европе. Ну, посмотрите: Болгария хочет, но ей сказали – и она вынуждена отказываться от Южного потока. Или Прибалтика и подобные мелкие государства, управляющиеся извне. Но этим не закончится: будет распад. Чем закончился распад для СССР, мы помним. Как мы просели во всех отношениях, скольких людей потеряли, экономика разрушена и прочее-прочее. Поэтому второго такого распада наша цивилизация не переживет.

- Как вести себя России в этой ситуации?

- Роль в этом варианте для нашей страны – это большая бензоколонка для Европы и для всего мира – вот и все. Мы должны сейчас, не обращая внимания на эти санкции, не прогибаться под них, сосредоточиться, найти внутренние ресурсы, а их достаточно. Сторонники либеральной теории имели определенный перевес в правительстве. Сейчас, после заявлений Путина, понятно, что другая точка зрения восторжествовала, и, на мой взгляд, она очень правильная. Нам надо переждать, может быть, затянуть пояса, мобилизоваться, просто не позволить сдвинуть себя с того места, которое Россия всегда занимала. У нас другого пути просто нет.

- Насколько масштабным или скромным в нынешних экономических условиях будет празднование 70-летия Победы? Не останемся ли мы в одиночестве с нашей памятью об истинных событиях тех лет?

- Вполне возможно, и, если вы заметили, на западе уже давно пытаются подменить понятия. Например, в Америке там детей учат, что победителем в войне была Америка. Наши дети по учебникам Сороса читали о Сталинградской битве строчка, а о том, как Кромвель гонял гитлеровцев в Северной Африке, страница. Уже тогда шли подмены и шла правка истории. Они на этом не остановятся. Думаю, лет через двадцать они Россию вообще отодвинут от этой войны – если мы будем также неактивно на международной арене напоминать об этом. Но меня вообще не пугает, что мы будем одни праздновать. Главное, чтобы наш народ и наши дети знали и помнили это.

Мы все понимаем, что 70 лет победы – это, наверное, последний юбилей, когда будут живые ветераны. И мы, конечно, хотим сделать его запоминающимся. Еще окончательного решения, в какой форме будет проходить и где, не принято. Сейчас создана рабочая группа при оргкомитете победы и скоро планируется первое заседание, на котором мы определимся. Предложений много. Мы постараемся сделать этот праздник запоминающимся и достойным 70-летия Победы.

- Партия «Родина», региональное отделение которой вы возглавляете, пока не активна в республике. Собираетесь ли вы активизироваться? Может ли партия составить реальную конкуренцию политическим игрокам на будущих выборах в республиканский парламент?

- Насчет конкуренции – попробуем составить и составим, конечно. Если вы помните, в определенный период партия родина влилась в «Справедливую Россию», но в 2007 году было принято решение, что это было ошибочно, и она снова стала самостоятельной. Мы с партией взаимодействовали давно – еще с Конгресса русских общин. Нам близки эти идеи. Основная идея – это патриотизм, любовь к родине – то, чем мы давно занимаемся. Никакая другая партия не близка к нам так по своим идеям и принципам. Она говорит нашим языком. Думаю, у нас будет много сторонников.

Беседовала Полина Романова