Сергей Зиновьев, взорвавший интернет-сообщество Коми фотографиями старого Сыктывкара и других городов и районов республики, рассказал "Комиинформу", почему он не хотел быть профессиональным фотографом, чем отличаются советские люди от современных и о своих фотоприключениях в Индии.

- Вспомните, как вы начали фотографировать. Взяли фотоаппарат в руки по собственной инициативе или кто-то вам его вручил?

- В 1976 году у меня родился сынишка. Вроде надо его фотографировать, но ни одного фотографа знакомого не было. Примерно через год жена подарила мне "Смену-8М". Я тогда как раз ездил в Краснодар к знакомому, который занимался фотографией. Он объяснил на пальцах, как фотографировать. И сказал, что дома надо снимать на вспышку. У меня была модная рубашка, мы ее на его вспышечку и поменяли.

И вот я зарядил пленочку, по Сыктывкару хожу, щелкаю на "Смену". Тут ко мне подходит какой-то парень, говорит: "Мужик, здесь еще надо пленку перематывать". То есть я все это время щелкал на один и тот же кадр. Потом уже всю пленку отснял. Дома у меня лежал проявитель для пленки, фотобумага. В прокате попросил технику для проявки. В общем, подготовился. Знания уже были, ведь в армии я пару раз заходил в фотолабораторию, видел, как ребята печатали. Помню, что там был красный свет, ребята что-то считали. А что считали, я не знаю. Надо разобраться. Выяснилось, что у сестры есть подруга, у подруги брат, который фотографирует. Вот сестра давай ему названивать, спрашивать, что там считают. Тут оказалось, что у меня нет красного фонаря, в прокате мне его не дали. Тогда я нашел красную наволочку, нацепил на плафон в ванной и стал печатать.

Я человек недалекий, но жизнь всегда меня направляла. Так было и с фотографированием. Но что меня отличало от фотографов, которыми я восхищаюсь, у них было четкое понимание, что надо делать. Это отличает великих, вроде Анри Картье-Брессона.

- У вас такого понимания не было?

- Нет. Да и в фотографии я был недолго. В 1980-м я пришел в фотоклуб научно-методического центра министерства культуры. И хоть проработал там 20 лет, но серьезное увлечение закончилось примерно в 1990-м. Потом я просто что-то фотографировал, зарабатывал на жизнь. Но погружения в эту сферу уже не было. Я ведь никогда не работал фотографом. Я был методистом по фотоискусству и руководителем республиканской фотостудии. Я организатор, клубный работник, не профессиональный фотограф. И это очень хороший выход для творчества. Ведь когда ты работаешь фотографом, у тебя есть конкретная задача, очень тяжело смотреть по сторонам. Только в свободное от работы время.

На той работе и при моей должности было много свободы. Было спецобеспечение материалами, можно было без проблем поехать в командировку за пределы региона. Например, съездить к известным фотографам. Сначала интересовали известные, а потом "темные лошадки" - люди, которые активно не публикуются, но их активно упоминают. Я мог встретиться с таким человеком на каком-нибудь семинаре и предложить приехать в Коми, провести занятия за наш счет. Они приезжали, устраивали выставки. Нас руководство особо не контролировало, но предупреждало, чтобы не было некоторых тем, вроде религии. И вот как-то устроили фотовыставку. Заходит наш директор в зал, а там с одной стороны одни церкви, с другой — голые тетки висят. Он схватился за голову, а я ему: "Мы же не занимаемся пропагандой, мы изучаем чуждое нам искусство".

- Почему вы предпочитаете фотографировать не природу, а людей?

- Когда-то давно я увидел фотографию Юрия Гагарина. Он шел с колясочкой, что-то было такое в нем, в его одежде... Это меня вдохновило. Когда я пытался для себя понять, чем я занимаюсь, может, какой-то шелухой, понял: я просто документирую то, что меня окружает. Но не одежду, которая висит в музее, а одежду, которая надета на человеке, который ходит, что-то делает. Я снимал свои впечатления от улицы. Тогда меня никто особо не воспринимал. Первым из профессионалов, который, увидев мои любимые работы, назвал меня хорошим фотографом, был Сан Саныч Слюсарев. Но он меня сбил. Ведь он занимается совсем другой фотографией. А я из-за восхищения, из-за того, что он меня похвалил, много энергии потратил на движение за ним. Это было явно не моим.

Я ведь не всех подряд щелкаю. Во мне живет фраза одного из фотографов: "Не стоит этот кадр спокойствия этих людей". Хотя это спорное утверждение, потому что заранее ты никогда не знаешь, что получится на снимке.

- Каким снимком вы гордитесь?

- Каким-то конкретным не горжусь. Раньше выкладывал снимки на фотосайтах. Два раза было, что мою карточку выбирали как "Фото дня", и тогда я ее удалял. Я считал, что это не та карточка, которую можно назвать моей визитной.

- Вы фотограф или фотохудожник?

- Я никогда не называл себя фотохудожником. Я побаиваюсь слов "фотоискусство" и подобных, потому что за ними стоят "понты". Фотография для меня была просто самообразованием, моим институтом, который я бросил. О деньгах я вообще не думал. Один раз меня попросили поснимать какой-то концерт, я отказался.

- Почему увлечение ушло?

- Сначала перестройка и прочие преобразования. Потом появилась цветная пленка "Кодак". Какие-то моменты было трудно понять. Купил я как-то объектив. И прошел год, прежде чем до меня дошло, почему он мне не нравится. Оказывается, на "телевике" он снимает нормально, а на "ширике" он "мажет". Так же другие вещи понимаешь позже. Поэтому широкое появление цветной фотографии сильно сбило с толку, попытка разобраться потянула в какие-то видовые карточки. Я стал снимать виды, при этом испытывал раздражение, что занимаюсь чем-то не тем.

Конечно, когда езжу куда-то с семьей в отпуск, снимаю семью, что вокруг. Ну, как другие делают. Единственный момент был, когда у меня появилось желание что-то себе доказать: могу ли я так, как раньше? Тогда я отправился в Индию.

- Как раз хотел спросить вас об "Индийской серии"...

- Как-то ночью я спал, жена сидела за компьютером и увидела в интернете индийские фотографии. Она меня разбудила: "Тебе надо ехать в Индию". Это было в середине 2000-х, тогда у меня уже была цифровая "зеркалка". Я там провел десять дней. Жил в гостинице и ездил по городу на такси. Была попытка сделать то, что я делал в 1980-е. И мне это удалось. Я сделал много работ и успокоился.

- В Индии ведь много трущоб, довольно криминогенная обстановка... Страшно не было?

- Я решил в Индии по туристическим местам не ходить, а быть там, где настоящая жизнь. И аборигены на меня, как на крокодила, смотрели. Просто где-то останавливался и начинал шляться.

Выехали как-то за пределы города, я, как обычно, шляюсь с фотоаппаратом. Тут подходят два таких конкретных здоровых "перца", что-то мне говорят. Я по-английски ничего не понимаю. И они меня куда-то ведут по трущобам. Я понимаю, что один из них меня сейчас как стукнет, и я наполовину в землю войду.

Привели меня на огромный огороженный двор. А там идет жизнь: кто-то готовит поесть, кто-то стирает белье. И идут бои. Бьются все от мала до велика. Бойцы в набедренных повязках, чем-то измазанные. Вот они меня на эти бои и привели.

И вот я там снимаю. Вдруг поскальзываюсь и обдираю руку "до мяса". Сначала на месте хотели "вылечить", от чего я чуть сознание от боли не потерял. Потом меня отвели к какому-то лекарю, там тоже поначалу несладко пришлось, но потом на руку мазь наложили, замотали. И заплатил за их медицинские услуги меньше ста рублей. Когда на следующий день я их пытался найти, спрашивал и в полиции, и у местных жителей — ничего. То есть это был закрытый борцовский клуб.

- Чем индийцы отличаются от русских с точки зрения фотографа?

- Ты попадаешь в старое время. На севере мы живем у себя в квартире. У них такого нет. Все открыто, ты видишь, как они живут. Просто заходишь, щелкаешь и ждешь реакцию. Если реагируют хорошо, можно продолжать. Наверное, я своими мимикой, жестами вызывал какое-то доверие. Ну и большое количество народа. У нас в деревню приедешь - дома пустые. А там что ни снимай, на заднем плане кто-то шевелится. В Индии снимать легко.

- А чем, с точки зрения фотографа, отличаются люди 1980-х от современных?

- Раньше мы жили беднее, и пока я рубашку не затаскаю, я ее не выброшу. А сейчас мы все одеты, будто только из магазина вышли. Одежда на нас не несет никакой информации о человеке. Раньше одежда была его кожей, все о нем говорила против его воли. Мне не очень интересны морщины, что-то еще. Но и когда вещи грязные, должны быть выброшены на помойку, тоже неинтересно. Они могут быть потертыми, но они должны жить, держаться за жизнь.